Строгая бабушка
— У меня сейчас никак нельзя: мама увидит.
— А у меня — бабушка дома.
— Моя мама тоже скоро вернется.
— Ребята, как же быть?
Аня, лепившая снежную бабу во дворе, так и замерла с поднятой лопаткой.
Откуда эти таинственные голоса? Никого не видно, говорят шепотом… Ага! Притаились за большим сугробом около забора. Кто? Один голос будто знакомый, который говорил, что бабушка дома. Это Дима Чижов из двадцать пятой квартиры. Бабушка у него действительно строгая и не потерпит никакого баловства.
А «ребята, как же быть?» — сказал Анин сосед, Олег Беляев.
Еще в прошлом году Дима, Аня и Олег все вместе были дошколятами, катались на санках, лепили снежные бабы…
Теперь не то. Осенью Дима и Олег пошли в школу. Вместо рейтуз — длинные темные брюки. Вместо вязаных шапок — меховые, с ушами, как у мужчин. Новые шапки, новые товарищи, школьные товарищи… Новые слова, ученые деловые слова: «диктант», «математика».
Опять голоса за сугробом. Незнакомый голос сказал:
— Ребята, вот что сделаем… У нас в доме… в нижнем этаже…
Несколько слов было сказано так тихо, что Аня ничего не услышала.
Олег ответил:
— Тогда пойдемте сейчас, пока нас никто не увидел.
Димин голос — с сомнением:
— А вдруг бабушка будет меня искать? Она не позволяет уходить без спроса.
Олег пояснил:
— У него бабушка очень строгая. — И сам же успокоил Диму: — Ничего, бабушка твоя сейчас обед готовит, она занята, сейчас как раз самое подходящее время!
Три голоса сказали сразу:
— Тогда — пойдем!
И четвертый, Димин голос, покорно согласился:
— Ну что ж, пойдемте, ребята!
Четыре заговорщика вышли из-за сугроба и обыкновенным прогулочным шагом направились вдоль забора, к воротам.
С Олегом и Димой были еще два мальчика, их одноклассники, новые Димины приятели. Аня видела их и раньше. Оба жили недалеко. Один — за углом, в переулке, другой — не доходя до школы, в большом сером доме, где почта.
Ребята осторожно посматривали по сторонам — не увидит ли кто? Аня была совсем маленькая, такой же величины, как снежная баба, за которой она стояла, только гораздо тоньше снежной бабы. Аню мальчики не заметили.
Все четверо вышли за ворота и дальше к большому серому дому пошли.
Аня видела, с какой неуверенностью шагает Дима — позади всех.
Очень жалко стало Диму — куда уводят его эти почти никому не известные мальчики? Жалко стало Марию Андреевну, Димину бабушку, которую все во дворе так уважают и слушаются. Готовит обед Димина бабушка и не знает, что Димы нет уже во дворе… ушел… Куда? — Неизвестно!
Даже саму себя Аня тоже пожалела немножко. Пожалела, что она еще маленькая и не может выйти за ворота навстречу неожиданным и опасным приключениям…
Мария Андреевна, Димина бабушка, одну за другой приподнимала крышки стоявших на плите кастрюль. Потыкала вилкой, зачерпнула ложкой… добавила щепотку соли — и выключила газ.
Потом придвинула к окну табуретку и, взобравшись на нее, крикнула в открытую форточку:
— Ди-ма!..
Ответа не было. На крыльцо вышла мать Олега и стала выбивать коврик о снег.
Мария Андреевна спросила:
— Дима у вас?
— Заходил, только давно уже. Они оба гуляют.
Пришлось надевать шубу и отправляться на поиски.
Во дворе ослепило яркое мартовское солнце. Снег, еще белый, еще пышный, уже стал чуточку оседать, подтаивать сверху. Около большого сугроба снежная баба, совсем уже готовая. А рядом — синяя Анина шубка и пестрая вязаная шапочка: Аня старательно прилаживала бабе угольно-черные глаза и угольно-черные пуговицы.
— Анечка, ты Диму не видела?
Аня обернулась:
— Они здесь гуляли, с мальчиками.
— Нет его во дворе, и у Олега нет.
Аня заколебалась. Очень не хотелось выдавать Диму. В то же время совестно было смотреть, как Мария Андреевна ходит по двору, зовет, ищет, волнуется… Сейчас придет с работы Димин папа, он любит, чтобы обедать садились все вместе.
А Димы давно уже нет. Что задумали ребята? Куда ушли? Может быть, Мария Андреевна сумеет еще спасти Диму, уберечь его от какого-нибудь неосторожного поступка?..
— По-моему, они вон в ту сторону пошли… — Аня показала на ворота.
— На улицу? За ворота? А кто с ним был?
— Олег и еще два мальчика. Из школы. Которые к вам ходят. Один в сером доме живет, где почта.
Выйдя на улицу, Мария Андреевна почувствовала, что начинает уже немного сердиться. В доме, где почта, жил Сережа Иванов, Димин школьный товарищ. Дима заходил к нему иногда. Но разве можно уйти, ничего не сказав?
К тому же Мария Андреевна, как и многие другие бабушки, считала, что четыре мальчика вместе это уже почти готовая шалость.
Всю жизнь Мария Андреевна хотела иметь дочку. А было у нее трое сыновей. Девочки — уютные, девочки домашние… Мальчишеские ноги всегда убегают за ворота, вдаль. Хорошие выросли сыновья, но… если бы хоть один из них был дочкой! Сыновья женились, теперь у них у самих дети — и опять все мальчики! Внуки тоже хорошие растут; но… если бы хоть один из них был внучкой! Играла бы внучка тихо, мирно во дворе, лепила бы снежную бабу. Вязать бы внучке красивые шапочки, вплетать бы ленточки в косы… Шить бы легкие пышные платья и воротнички с кружевцами…
Мария Андреевна шла по солнечной стороне улицы. Сосульки, еще твердые утром, роняли из-под крыш длинные сверкающие капли.
Весна… Сегодня седьмое… завтра наш женский день. Для Нади, жены сына, был давно уже заготовлен подарок. Думать о женском дне было особенно горько. Вот так же и завтра унесут внука куда-нибудь за ворота, вдаль, беспокойные мальчишеские ноги…
Подойдя к большому серому дому, Мария Андреевна решила, что не стоит наудачу подниматься к Ивановым на третий этаж, лучше позвонить по телефону, на почте есть автомат. Телефонная будка была занята, и Мария Андреевна стала у двери, поджидая, когда кончат разговаривать. На почте было необычно людно и как-то необычно весело для такого серьезного места. Девушка, продававшая марки, улыбалась. Улыбался толстый гражданин в меховом пальто, посылавший телеграмму. За ближайшим столиком все сидячие места были заняты. Около другого стола, в углу, толпилось несколько человек. Ждали, пока освободится место? Или ручек не хватало, чтобы написать адрес?
Нет, у окошечка, где продажа марок, лежит ручка, а около телеграмм еще две, совершенно свободные. К тому же, когда люди чего-нибудь ждут, лица у них бывают нетерпеливые или скучные. Наоборот, у дальнего столика — веселое оживление, все чем-то очень заинтересованы. Чем? Отсюда, от телефонной будки, ничего не видно.
Девушка, продающая марки, громко сказала:
— Дима, без двадцати шесть!
«Дима?» — Мария Андреевна невольно насторожилась.
Вежливый голосок ответил:
— Спасибо!
Димин голос! Но почему такой слабый, расстроенный, тревожный?..
Немножко раздвинулись люди, стоявшие у дальнего столика.
Мальчуган с открытой головой, в шубе нараспашку, подошел к стеклянной перегородке и спросил, привстав на цыпочки и заглядывая в маленькое окно:
— Тетя, а завтра обязательно дойдет?
Сережа Иванов! И он здесь… Мария Андреевна удивлялась все больше и больше.
Девушка за окном ответила:
— Обязательно. Только напишите номер почтового отделения. Тогда пойдет быстрее.
Перед Сережей опять раздвинулись взрослые люди и пропустили его к столу. Мария Андреевна воспользовалась этой перестановкой, быстрыми шагами отошла от телефонной будки и очутилась в первом ряду зрителей.
Да, вся компания здесь. Расположились совсем как дома. Расстегнули шубки, сняли шапки, повесили шарфы на спинки стульев.
На столе несколько листков бумаги, исписанных аккуратнейшим, старательным почерком. Тут же рисунки на более плотной белой бумаге.
Четыре раскрытых пенала, четыре коробки с цветными карандашами. Четыре стриженые головы, склоненные над столом.
Мальчики заняты своим делом, увлечены, поглощены, рисуют, пишут, не смотрят по сторонам. Один рисунок Мария Андреевна разглядела хорошо: что-то вроде квадратного шкафчика и сине-желтые тюльпаны над ним… Газовая плита! Очень неплохо нарисовано.
— Почему, собственно, так расстраивается этот парень? — спросил мужчина в меховом пальто, отправивший уже свою телеграмму.
— Ему домой нужно к шести часам, — ответил Олег, — а он не успеет дорисовать. Бабушке написал и нарисовал — вот видите: газовую плиту и швейную машинку. Вы думаете, легко нарисовать швейную машинку? Учительнице школу нарисовал — и письмо уже готово. А маме своей только начал. Он не успеет к шести часам.
— А почему так точно к шести? — поинтересовалась молодая женщина, стоявшая рядом с Димой.
Олег сказал:
— В шесть часов его папа приходит с работы, и они обедают. У Димы очень строгие папа и бабушка, они не позволяют опаздывать.
— Да, да, — подтвердил Сережа Иванов. — Один раз Дима опоздал к обеду на десять минут, и ему сделали замечание. Мама ему ничего не сказала, а бабушка очень строгая. И папа тоже.
— Так вы ему помогите, ребята, — посоветовал кто-то из зрителей, — нарисуйте за него картинку для мамы.
На этот раз ответил сам Дима:
— Какой же это подарок, если я не сам?
Отвечая, он немножко приподнял голову, и Мария Андреевна увидела, что глаза у Димы уже сухие, но еще красные…
Строгая Димина бабушка поспешно отступила во второй ряд.
Молодая женщина сказала:
— А может, ничего опоздать один разик на полчаса?
— Зачем же я буду… перед праздником… бабушке неприятное делать?
— А если после обеда дорисовать?
— После обеда уже темно. Мне после обеда только во дворе позволяют гулять.
— А дома нельзя закончить?
— Дома бабушка и мама увидят. Какой же это секрет?
— Да, брат, безвыходное твое положение! — посочувствовал мужчина в меховом пальто. — А много еще осталось? Писать? Рисовать?
Дима старательно и молча выписывал буквы. За него опять ответил Олег:
— Письмо только начал. Нужно, чтоб аккуратно и совсем без ошибок. А на картине он хотел высотный дом, его мама там на стройке работает. Вы думаете, легко высотный дом нарисовать?
— Нет, я этого не думаю, — согласился мужчина. — Не всякий архитектор с такой задачей справится.
— Вот что, товарищи болельщики! — громко сказала девушка, продающая марки. — Вы мне Диму не расстраивайте и от дела не отвлекайте. Человек вот уже час целый, можно сказать, на одних нервах сидит, а вы тут всякие волнующие разговоры. Без четверти шесть, Димочка!
Совсем, совсем еле слышное:
— Спасибо!
Мария Андреевна как можно незаметнее пробралась к двери и почти побежала к дому. Прохожие с удивлением смотрели ей вслед. Торопится куда-то почтенная на вид старушка, не то смеется, не то плачет… А может быть, и то, и другое вместе.
Аня, поджидавшая у ворот, испуганно спросила:
— Нашли?
— Нашла, Анечка, нашла!
Дома Мария Андреевна тревожно взглянула на часы… Три минуты шла… Остается Димке двенадцать минут… Нет, не написать письмо без ошибок в двенадцать минут! Не нарисовать высотный дом!
Что, если Николай запоздает сегодня?.. А может быть, немножко раньше придет? Надя предупреждала, что задержится, а он… ведь приходит же иногда без десяти, без пятнадцати шесть?
Как будто хлопнула дверь внизу… Да, да, шаги на лестнице. Услышав лязганье ключа в замочной скважине, Мария Андреевна так и бросилась в переднюю.
— Есть хочу, мама, как двадцать тысяч волков! — весело говорил Димин отец, снимая перчатки и шапку. — Задержал один парнишка в цеху, во время перерыва. Интересную штуку предлагает, но в результате мы оба не поспели в столовую.
Он расстегнул шубу и уже хотел снимать, но Мария Андреевна его остановила.
— Коля, — сказала она, кладя обе руки ему на грудь и потихоньку застегивая пуговицы. — Ты очень голодный?
— Нет-нет, что ты, мамочка! Могу ждать сколько будет нужно… Не готово что-нибудь у тебя? Ничего, я пока газету почитаю.
Он опять распахнул шубу. Мария Андреевна опять настойчиво ее запахнула.
— Вот что, Коля, голубчик, иди, только прямо сейчас, сию минуту, в наше почтовое отделение. Там наш Дима сидит и другие мальчики. Они письма поздравительные пишут. Мне и учительнице своей Дима уже написал… и картинки… а Надюше только начал… он ей дом высотный хочет нарисовать… Очень торопится… боится, что не успеет до шести часов. Понимаешь, Коля, он говорит, что у него бабушка и папа очень строгие, не позволяют опаздывать. И все мальчики подтвердили… И вся публика ему так сочувствует… Коля, милый, иди туда, скажи, пускай не торопится, пускай для Надюши хороший высотный дом нарисует! Задержи его, пускай сидит себе, сколько хочет!
Она совала ему в руки перчатки и шапку.
Димин отец, еще не совсем поняв, в чем дело, послушно надевал шапку.
— Я, конечно, схожу, мама, если ты хочешь, но ведь это, должно быть, секрет… Как же я?
— Тебе ничего, ты — мужчина! Это от нас секрет. И ты не говори, что я их видела. И сам… будто случайно на почту зашел!
— Ясно.
В дверях он обернулся и сказал с веселым и тревожным недоумением:
— Уж будто мы с тобой такие строгие, мама, а?