Хамство
Я-то сам не был за границей, так что не могу вам объяснить, чего там такое происходит.
Но вот недавно мой друг и приятель из-за границы прибыл, так он много чего оригинального рассказывает.
Главное, говорит, там капитализм заедает. Там без денег прямо, можно сказать, дыхнуть не дадут. Там деньги у них на первом месте. Сморкнулся — и то гони пфенниг.
У нас деньги тоже сейчас довольно-таки часто требуются. Можно сказать: куда ни плюнь — за всё вытаскивай портмоне. Но всё-таки у нас гораздо как будто бы легче.
У нас, например, можно на чай не дать. Ничего такого не произойдёт. Ну скривит официант морду или стулом двинет — дескать, сидел тоже, рыжий пёс… И всё.
А некоторые, наиболее сознательные, так и стульями двигать не станут. А только вздохнут — дескать, тоже публика.
А там у них, за границей, ежели, для примеру, на чай не дать — крупные неприятности могут произойти. Я, конечно, не был за границей — не знаю. А вот с этим моим приятелем случилось. Он в Италии был. Хотел на Максима Горького посмотреть. 1 Но не доехал до него. Расстроился. И назад вернулся.
А всё дело произошло из-за чаевых.
Или у моего приятеля денег было мало, или у него убеждения хромали и не дозволяли, но только он никому на чай не давал. Ни в ресторанах, ни в гостиницах — никому.
А то, думает, начнёшь давать — с голым носом домой вернёшься.
Там ведь служащего народу дьявольски много. Это у нас, скажем, сидит один швейцар у дверей и никого не беспокоит. Его даже не видно за газетой. А там, может, одну дверь тридцать человек открывают. Ну-те, попробуй всех одели!
Так что мой приятель никому не давал.
А приехал он в первую гостиницу. Приняли его там довольно аккуратно. Вежливо. Шапки сымали, когда он проходил. Прожил он в таком почёте четыре дня и уехал в другой город. И на чай, конечно, никому не дал. Из принципа.
Приехал в другой город. Остановился в гостинице. Смотрит — не тот коленкор. Шапок не сымают. Говорят сухо. Нелюбезно. Лакеи морды воротят. И ничего быстро не подают.
Мой приятель думает: хамская гостиница. Возьму, думает, и перееду.
Взял и переехал он в другую гостиницу. Смотрит — совсем плохо. Только что по роже не бьют. Чемоданы роняют. Подают плохо. На звонки никто не является. Грубят.
Больше двух дней не мог прожить мой приятель и в страшном огорчении поехал в другой город.
В этом городе, в гостинице, швейцар чуть не прищемил моего приятеля дверью — до того быстро её закрыл. Номер же ему отвели у помойки, рядом с кухней. Причём коридорные до того громко гремели ногами около его двери, что мой приятель прямо-таки захворал нервным расстройством. И, не доехав до Максима Горького, вернулся на родину.
И только перед самым отъездом случайно встретил своего школьного товарища, которому и рассказал о своих неприятностях.
Школьный товарищ говорит:
— Очень, говорит, понятно. Ты небось чаевые давал плохо. За это они тебе, наверное, минусы на чемоданы ставили. Они завсегда отметки делают. Которые дают — плюс, которые хамят — минус.
Прибежал мой приятель домой. Действительно, на левом углу чемодана — четыре чёрточки.
Стёр эти чёрточки мой приятель и поехал на родину.