Социальная грусть

Давно я, братцы мои, собирался рассказать про комсомольца Гришу Степанчикова, да всё как-то позабывал. А время, конечно, шло.

Может, полгода пробежало с тех пор, когда с Гришей произошла эта собачья неприятность.

Конечно, уличён был парнишка во вредных обстоятельствах — мещанские настроения и вообще подрыв социализма. Но только дозвольте всесторонне осветить эту многоуважаемую историю.

Произошло это, кажется что, в Москве. А может, и не в Москве. Но сдаётся нам, что в Москве. По размаху видим. Однако точно не утверждаем. «Красная газета» в подробности не вдавалась. Только мелким полупетитом отметила — дескать, в Семёновской ячейке.

А было это так. В Семёновской, то есть, ячейке состоял этот самый многострадальный Гриша Степанчиков. И выбили как-то раз этому Грише три зуба. По какому делу выбили — опять же нам неизвестно. Может, излишки физкультуры. А может, об дерево ударился. Или, может быть, в младенческие годы сладкого употреблял много. Только знаем, что не по пьяной лавочке вынули ему зубы. Не может этого быть.

Так вот, живёт этот Гриша без трёх зубов. Остальные все стоят на месте. А этих, как на грех, нету.

А парень молодой. Всесторонний. Неинтересно ему, знаете, бывать без трёх зубов. Какая же жизнь с таким отсутствием? Свистеть нельзя. Жрать худо. И папироску держать нечем. Опять же шипит при разговоре. И чай выливается.

Парень уж так и сяк — и воском заляпывал, и ситником дырку покрывал — никак.

Сколотил Гриша деньжонок. Пошёл к врачу.

— Становьте,— говорит,— если на то пошло, три искусственных зуба.

А врач попался молодой, неосторожный. Не вошёл он в психологию Семёновской ячейки. Врач этот взял и поставил Грише три золотых зуба.

Действительно, слов нет, вышло богато. Рот откроет — картинка. Загляденье. Ноктюрн.

Стали в ячейке на Гришу коситься. То есть, как рот откроет человек,— говорит или шамает,— так все глядят. Дескать, в чём дело! Почему такое парень обрастает?

Мелкие разговорчики пошли вокруг события. Откуда, дескать, такие нэпмановские замашки? Почему такое мещанское настроение? Неужели же нельзя простому комсомольцу дыркой жевать и кушать?

И на очередном собрании подняли вопрос — допустимо ли это самое подобное. И вообще постановили:

Признать имение золотых зубов явлением, ведущим к отказу от социализма и его идей, и мы, члены ВЛКСМ Семёновской ячейки, объявляем против ихних носителей борьбу, как с явлением, разрушающим комсомольские идеи. Зубы — отдать в фонд безработных. В противном случае вопрос будет стоять об исключении из рядов союза.
(«Красн. газ.»)

Тут председатель от себя ещё подбавил жару. Мужчина, конечно, горячий, невыдержанный. Наговорил много горьких слов.

— Я,— говорит,— даром, что председатель, и то,— говорит,— не замахиваюсь на золотые безделушки. А у меня,— говорит, — давно заместо задних зубов одни корешки торчат. И ничего — жую. А как жую — один бог знает. Пальцами, может, помогаю, жевать, то есть. Но не замахиваюсь.

Всплакнул, конечно, Гриша Степанчиков. Грустно ему отдавать такие зубы в фонд безработных. Начал объяснять: дескать, припаяны, выбивать трудно.

Так и не отдал.

А попёрли его из союза или нет — мы не знаем. Сведений по этому делу больше не имели. Но, наверное, попёрли.