Паутина
Вот говорят, что деньги сильней всего на свете. Вздор. Ерунда.
Капиталисты для самообольщения все это выдумали.
Есть на свете кое-что покрепче денег.
Двумя словами об этом не рассказать. Тут целый рассказ требуется.
Извольте рассказ.
Высокой квалификации токарь по металлу, Иван Борисович Левонидов, рассказал мне его.
Да, дорогой товарищ, сказал Левонидов, такие дела на свете делаются, что только в книгу записывай.
Появился у нас на заводе любимчик Егорка Драпов. Человек он арапистый. Усишки белокурые. Взгляд этакий вредный. И нос вроде перламутровой пуговицы.
А карьеру между тем делает. По службе повышается, на легкую работу назначается и жалованье получает по высшему разряду.
Мастер с ним за ручку. А раз даже, проходя мимо Егорки Драпова, мастер пощекотал его пальцами и с уважением таким ему улыбнулся.
Стали рабочие думать что и почему. И за какие личные качества повышается человек.
Думали, гадали, но не разгадали и пошли к инженеру Фирсу.
Вот, говорим, любезный отец, просим покорнейше одернуть зарвавшегося мастера. Пущай не повышает своего любимца Егорку Драпова. И пальцем пущай не щекотит, проходя мимо.
Сначала инженер, конечно, испугался думал, что его хотят выводить на свежую воду, но после обрадовался.
Будьте, говорит, товарищи, благонадежны. Зарвавшегося мастера одерну, а Егорку Драпова в другое отделение переведу.
Проходит между тем месяц. Погода стоит отличная. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. А любимчик Егорка Драпов карьеру между тем делает все более заманчивую.
И не только теперь мастер, а и сам любимый спец с ним похохатывает и ручку ему жмет.
Ахнули рабочие. И я ахнул.
Неужели же, думаем, правды на земле нету? Ведь за какие же это данные повышается человек и пальцами щекотится мастером?
Пошли мы небольшой группой к красному директору Ивану Павловичу.
Вы, говорим, который этот и тому подобное. Да за что же, говорим, такая несообразность?
А красный директор, нахмурившись, отвечает:
Я, говорит, который этот и тому подобное. Я, говорит, мастера и спеца возьму под ноготь, а Егорку Драпова распушу, как собачий хвост. Идите себе, братцы, не понижайте производительность.
И проходит месяц Егорка Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду. Балуют его и милуют, и ручку со всех сторон наперерыв ему жмут. И директор жмет, и спец жмет, и сам мастер, проходя мимо, щекотит Егорку Драпова.
Взвыли тут рабочие, пошли всей гурьбой к рабкору Настану. Плачутся:
Рабкор ты наш, золото, драгоценная головушка. Ругали мы тебя, и матюкали, и язвой называли: мол, жалобы зачем в газету пишешь. А теперича, извините и простите… Выводите Егорку Драпова на свежую воду.
Ладно, сказал Настин. Это мы можем, сейчас по можем. Дайте только маленечко сроку, погляжу, что и как и почему человек повышается. Хвост ему накручу будьте покойны.
И проходит месяц. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. Птички по воздуху порхают и бабочки крутятся.
А Егорка Драпов цветет жасмином или даже пестрой астрой распушается.
И даже рабкор Настин, проходя однажды мимо, пощекотал Егорку и дружески ему так улыбнулся.
Собрались тут рабочие обсуждать. Говорили, говорили языки распухли, а к результату не пришли.
И тут я, конечно, встреваю в разговор.
Братцы, говорю, я, говорю, первый гадюку открыл, я ее и закопаю. Дайте срок.
И вдруг на другой день захожу я в Егоркино отделение и незаметно становлюсь за дверь. И вижу. Мастер домой собирается, а Егорка Драпов крутится перед ним мелким бесом и вроде как тужурку подает.
Не застудитесь, говорит, Иван Саввич. Погодка-то, говорит, страсть неблагоприятная.
А мастер Егорку по плечу стукает и хохочет.
А и любишь, говорит, ты меня, Егорка, сукин сын.
А Егорка Драпов почтительно докладывает:
Вы, говорит, мне, Иван Саввич, вроде как отец родной. И мастер, говорит, вы отличный. И личностью, говорит, очень, говорит, вы мне покойную мамашу напоминаете, только что у ей усиков не было.
А мастер пожал Егоркину ручку и пошел себе. Только я хотел из-за двери выйти, шаг шагнул рабкор Настин прется.
А, говорит, Егорушка, друг ситный! Я, говорит, знаешь ли, такую давеча заметку написал ай-люли.
А Егорка Драпов смеется.
Да уж, говорит, ты богато пишешь. Пушкин, говорит, и Гоголь дерьмо против тебя.
Ну спасибо, говорит рабкор, век тебе не забуду. Хочешь, тую заметку прочту?
Да чего ее читать, говорит Егорка, я, говорит, и так, без чтения в восхищении.
Пожали они друг другу ручки и вышли вместе. А я следом. Навстречу красный директор прется.
А, говорит, Егорка Драпов, наше вам… Ну-ка, говорит, погляди теперича, какие у меня мускулы.
И директор рукав свой засучил и показывает Егорке мускулы. Нажал Егорка пальцем на мускулы.
Ого, говорит, прибавилось.
Ну спасибо, говорит директор, спасибо тебе, Егорка.
Тут оба-два директор и рабкор попрощались с Егоркой и разошлись.
Догоняю я Егорку на улице, беру его, подлеца, за руку и отвечаю:
Так, говорю, любезный. Вот, говорю, какие паутины вы строите.
А Егорка Драпов берет меня под руку и хохочет.
Да брось, говорит, милый… Охота тебе… Лучше расскажи, как живешь и как сынишка процветает.
Дочка, говорю, у меня, Егорка. Не сын. Отличная, говорю, дочка. Бегает…
Люблю дочек, говорит Егорка. Завсегда, говорит, любуюсь на них и игрушки им жертвую…
И проходит месяц. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. А Егорка Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду.
А вчера, проходя мимо, пощекотал я Егорку Драпова.
Черт с ним. Хоть, думаю, и подлец, а приятный человек.
Полюбил я Егорку Драпова.