Муж
Да что ж это, граждане, происходит на семейном фронте? Мужьям-то ведь форменная труба выходит. Особенно тем, у которых, знаете, жена передовыми вопросами занята.
Давеча, знаете, какая скучная история. Прихожу домой. Вхожу в квартиру. Стучусь, например, в собственную свою дверь не открывают.
Манюся, говорю своей супруге, да это же я, Вася, пришедши.
Молчит. Притаилась.
Вдруг за дверью голос Мишки Бочкова раздается. А Мишка Бочков сослуживец, знаете ли, супругин.
Ах, говорит, это ты, Василь Иваныч. Сей минуту, говорит, мы тебе отопрем. Обожди, друг, чуточку.
Тут меня, знаете, как поленом по башке ударило. Да что ж это, думаю, граждане, происходит-то на семейном фронте мужей впущать перестали.
Прошу честью:
Открой, говорю, Миша, курицын сын. Не бойся, драться я с тобой не буду.
А я, знаете, действительно, не могу драться. Рост у меня, извините, мелкий, телосложение хлибкое. То есть не могу я драться. К тому же, знаете ли, у меня в желудке постоянно что-то там булькает при быстром движении. Фельдшер говорит: Это у вас пища играет. А мне, знаете, не легче, что она играет. Игрушки какие у ей нашлись. Только, одним словом, через это не могу я драться.
Стучусь в дверь.
Открывай, говорю, бродяга такая.
Он говорит:
Не тряси дверь, дьявол. Сейчас открою.
Граждане, говорю, да что ж это будет такое? Он, говорю, с супругой закрывшись, а я уж ему и дверь не тряси и не шевели. Открывай, говорю, сию минуту, или я тебе сей час шум устрою.
Он говорит:
Василь Иваныч, да обожди немного. Посиди, говорит, в колидоре на сундучке. Да коптилку, говорит, только не оброни. Я тебе нарочно ее для света поставил.
Братцы, говорю, милые товарищи. Да как же, говорю, он может, подлая его личность, в такое время мужу про коптилку говорить спокойным голосом?! Да что ж это происходит!
А он, знаете, урезонивает через дверь:
Эх, дескать, Василь Иваныч, завсегда ты был беспартийным мещанином. Беспартийным мещанином и скончаешься.
Пущай, говорю, я беспартийный мещанин, а только сию минуту я за милицией сбегаю.
Бегу, конечно, вниз, к постовому. Постовой говорит:
Предпринять, товарищ, ничего не можем. Ежели, говорит, вас убивать начнут, или, например, из окна кинут при общих семейных неприятностях, то тогда предпринять можно… А так, говорит, ничего особенного у вас не происходит… Все нормально и досконально. Да вы, говорит, побеги те еще раз. Может, они и пустят.
Бегу назад действительно, через полчаса Мишка Бочков открывает дверь.
Входите, говорит. Теперь можно.
Вхожу побыстрее в комнату батюшки светы накурено, наляпано, набросано, разбросано. А за столом, между прочим, семь человек сидят три бабы и два мужика. Пишут. Или заседают. Пес их разберет.
Посмотрели они на меня и хохочут.
А передовой ихний товарищ, Мишка Бочков, нагнулся над столом и тоже, знаете, заметно трясется от хохоту.
Извиняюсь, говорит, пардон, что над вами подшутили. Охота нам было знать, чего это мужья в таких случаях теперь делают.
А я ядовито говорю:
Смеяться, говорю, не приходится. Раз, говорю, заседание, то так и объявлять надо. Или, говорю, записки на дверях вывешивать. И вообще, говорю, когда курят, то проветривать надо.
А они посидели-посидели и разошлись. Я их не задерживал.