Свиное дело
Эх, братишки, рука дрожит, перо из пальцев вываливается негодование, одним словом, у меня на душе по поводу одного происшествия.
Ведь есть же падаль такая, как Володька Гуськов, собачий нос! Ах, и дрянь же человечишка этот Володька Гуськов! Фатишка, представьте себе, трехсотый курит носки нарочно врозь, галстук у него голубой с прожилками… И агентом на Орловской служит.
Ну, да ничего: закатили нынче этого агента на пять лет, со строжайшей изоляцией, и поделом, братишки, поделом. Нельзя никак иначе. Уж очень человек вредный.
А дело такое было свиное.
Свинья была у Иван Семеныча. Превосходная свинья и этакая жирная, что словами и выразить невозможно. От жира своего она все время на заду сидела. А уж если и поднималась куда, так гудело у ней изнутри и задом она своим, что метлой, по двору гребла.
Замечательная была свинья. Иван Семеныч до того на нее радовался, что и работать не мог, из рук работа вываливалась.
Сядет он, бывало на крыльцо, очи в крышу и мечтает:
Зарежу, мечтает, ее к лету. Пуд проем, пуд посолю, пуд загоню… Да еще множество пудов остается.
Но только не зарезал ее Иван Семеныч иное вышло.
Сидел он раз на крыльце и с бабой своей вслух мечтал по поводу свиньи. И не заметил совсем, как свинья эта со двора ушла. То сидела она сиднем и едва хрюкала, то неизвестно откуда и прыть взялась ушла. Солнцем, что ли, ее пригрело.
А жил Иван Семеныч вовсе недалеко от полотна рукой подать.
Вот свинья вышла со двора, хрю да хрю, видит полотно и на заду поперла к самой насыпи. И шут ее разберет, как это она при столь огромной тяжести своей на рельсах оказалась? А время было к четырем пассажирский шел.
Машинист видит, что на рельсах неблагополучно насыпь кто-то рылом роет свисток дает. Свинья и в ус не дует лежит что королева и рельсы нюхает.
Шмякнуло тут ее в бок и по рылу и разорвало на три половинки. Не хрюкнула даже.
А в эту секунду самую Иван Семеныч с бабой своей едва не повздорили. Из-за свиньи. Куда ему, видите ли, свиную голову подевать: то ли продать, то ли студень сделать, то ли что. Баба все на студень напирает, студня ей охота, а Иван Семенычу желательно деньжонок понабрать.
Баба все свое:
Студень, Иван Семеныч, студень… Ей-богу, студень…
А Иван Семеныч не хочет студня.
Нет, говорит, баба. Ты посмотри, какая голова. За такую голову, кто даже не хочет, ужасно много даст… А ты говоришь студень…
Захотел Иван Семеныч еще раз на свиную голову посмотреть, оглянулся и нету свиньи.
Ой, говорит, баба, а где же кабан? Вскочили они оба, бросились со двора.
Прося, прося!
Нету проси. Вдруг видят след, что тропинка, проложен от свиного зада. Бросились они по следу. Полотно. А на полотне толпа любуется ужасным зрелищем.
Закричали они оба в голос, растолкали толпу, собрали свинью, взвалили ее на плечи и с ревом понесли к дому.
Но пришла беда отворяй ворота.
Не успел Иван Семеныч с бабой своей поплакать всласть, как вдруг на двор к ним Володька Гуськов заявился, агент железнодорожный.
Это, говорит, кто из вас железнодорожные беспорядки нарушает? А? Это, говорит, кто свиные остатки с рельсов снял без разрешения на то соответствующих законных властей, а?
Оробел Иван Семеныч, лепечет непонятное, а баба, между прочим, за него отвечает:
Позвольте, батюшка, это наши свиные остатки. Весь народ подтвердить может…
А, говорит Володька, ваши остатки? А может тут незаконное убийство произошло, может вы поезд животным опрокинуть хотели, а? Встань, говорит, баба, передо мной в струнку!
Тут и баба оробела. Встала она по возможности в струнку.
Ваше, говорит, вашество, ваше величество, по глупости животная на рельсу взошла…
А-а, по глупости? А знаешь ли ты, дура-баба, уголовный кодекс всероссийского судопроизводства? Да я вас могу за подобное уголовное в тартарары без применения к вам амнистии. Встань и ты, мужик, передо мной в струнку.
Задрожал Иван Семеныч, встал тоже в струнку, лепечет:
Ваше вашество… Ваше степенство…
А Володька орет:
Да вы знаете, кто я такой? Да меня, может, вся Москва знает. Да я вас, растакие такие, к высшей мере могу, очень просто.
Покричал еще Володька, покричал, а после и говорит:
Ладно, говорит, помилую на этот раз. Ваше счастье… Неси ко мне на квартиру половину свиных остатков.
Охнул Иван Семеныч. Баба охнула. Взвалили они на плечи изрядный оковалок пуда на три, и понесли к Володьке.
А съел Володька немного фунтов пять, что ли. Да и тех, собачий нос, не доел сгрябчили с поличным.
А давеча я в газетах прочел: на пять лет Володьку со строгой изоляцией.
Так его.