2. Соседи
Фатьма ханум — это тётя Фатьма, мама братьев Рамиса, Рафиса, Расима, Раиса. Как видит меня, каждый раз говорит: «Ах, Петька, Петька, совсем большой!» Она помнит, когда я был маленький. И теперь удивляется, что я большой. Разве можно так удивляться! Я ведь рос постепенно. Вот и сейчас, вышел я в коридор, а она говорит:
— Очень быстро растёшь!
— Все растут одинаково, — говорю я.
— Расти, расти, — говорит она.
— Вас мама ждёт, — соврал я.
Мама любит беседовать с Фатьмой ханум. А Фатьма ханум — с моей мамой. Они могут часами беседовать.
— Тётя Фатьма, пойдёмте к нам!
В который раз мама рассказывает! О том, как я потерялся. Они смеются. Но я не смеюсь. Что мне смеяться! Я это много раз слышал. Раз сто или двести. Очень странные взрослые люди! Рассказывают одно и то же. Разве со мной так бывает? Каждый день у меня куча новостей. Что мне вспоминать что-то старое? Когда кругом одни новости!
Я слышу их разговор.
Мама. Помню, он у меня родился, у него глаза были синие. А потом они стали совсем не синие. Какие-то серые. Так обидно! Вот ведь как бывает!
Фатьма ханум. Быстро растёт…
Мама. Да, да, да, вот я и говорю… А когда он был маленьким, он был маленьким — вот таким… он тогда отправился гулять, он открыл сам дверь, вышел на улицу, он прошёл тогда весь город, вот так наискосок весь город, и остановился в скверике; как сейчас помню, была суббота, играл оркестр, и под оркестр плясали взрослые. Ему это так понравилось! Он стал вместе со всеми плясать, его так и нашли в таком виде — вот так руки в боки и пляшет!
Фатьма ханум. Очень весёлый ребёнок!
Мама. Горе мне с ним.
Фатьма ханум. У меня их четыре.
Мама. Я и забыла!
Они смеются.
Но я не смеюсь. Ничего нет смешного.
Тётя Фатьма говорит мне:
— А ну расскажи, как ты там танцевал?
— Я маленький был, — говорю, — и не помню.
— Очень быстро растёшь, — говорит она.
— Сыграй-ка Клементи, — просит мама.
Но я не хочу играть Клементи.
— Твой папа учился, — говорит мама. — Сразу после Гражданской войны… Он играл по семь-восемь часов…
— Это я знаю, — говорю я.
— Ну, хорошо, — говорит мама, — ну, хорошо, тогда спой Фатьме песню.
Мама играет, а я пою:
Солнышко ясное,
Наша жизнь прекрасная!
Я пою с удовольствием. Я ору.
— Подожди, подожди! — кричит мама. — Сначала начнём, три… четыре!
Солнышко ясное,
Наша жизнь прекрасная!
Я пою во всё горло.
— Нельзя ли потише? — просит мама. — Я даже не слышу рояля.
— Конечно, можно, — говорю я, — но тогда какой смысл?
— Сначала, сначала! — кричит мама. — Нас ждёт Фатьма!
Хорошо, что в дверь постучали. Это старик Ливерпуль. Я сразу узнал. Только он так стучится. Он, когда пьяный, стучит тихо-тихо. Почти неслышно.
Он крутит перед лицом руками. Как будто делает мельницу.
— А где Володя? — говорит он.
— Он не пришёл ещё, — говорит мама.
— Он мне страшно нужен…
— Но его нет.
— Я хотел угостить его…
— Вы же знаете, что он не пьёт.
— Я знаю, но вдруг… он ведь мой сосед… он мне страшно нужен…
— Ливерпуль, Ливерпуль, — вздыхает мама.
— Здрасте! — говорит он Фатьме ханум.
— Здравствуйте, — говорю я.
— Здравствуй, старик, — говорит он мне.
— Я не старик, — обижаюсь я.
— Это не важно, — говорит он.
— Как же не важно? — говорю я.
— Извините, — говорит он.
— Пожалуйста, — говорит мама.
— Я должен вам денег, — говорит он, — не могли бы вы мне одолжить ещё?
Мама даёт ему бумажку.
— Я вам верну, — говорит Ливерпуль.
— Конечно, конечно, — говорит мама.
И старик Ливерпуль уходит.
У Ливерпуля тонюсенький, детский голос, бородка крючком и лысая голова. Это мама прозвала его Ливерпулем, хотя он имел другое имя. Он, кажется, был из Перу, каким-то случаем попал в Россию и навсегда остался здесь жить.
Не люблю я, когда он пьяный. Он тогда машет руками, качается. Словно вот-вот упадёт. Стариком вдруг назвал меня. Вот ещё новость!
Мама беседует с Фатьмой ханум. Я смотрю в окно. Вижу брата. Он строит дом из песка.
— Что ты торчишь тут? — говорит мама.
— Так, ничего, — отвечаю я.
Я жду папу. Вот сейчас выйдет он из-за угла. У него полные руки гостинцев. Чего только нет там! И мандарины, большие оранжевые мандарины!
А папы всё нету. Всегда так. Всегда его нету, когда я его жду. Но стоит мне отойти от окна — он появится.