Бегство

Первое, что увидел господин Крабс, вернувшись в гостиницу, была телеграмма, полученная от Спрутса:
«С ослами кончайте. Два миллиона получите в банке. Об исполнении телеграфируйте. Спрутс».
Прочитав телеграмму. Крабс тут же позвонил по телефону Миге и Жулио и вызвал их к себе.
— Вот что, ребятушки, — сказал он, как только Мига и Жулио приехали. — Теперь надо действовать без промедления. Купите большой чемодан, уложите в него все денежки, вырученные от продажи акций, и приезжайте сюда с этими вашими Козликом и Незнайкой. Здесь вас будет ждать другой чемодан с двумя миллионами, которые я получу для вас в банке. Отсюда мы с вами двинемся в Грабенберг, а из Грабенберга вы можете отправляться дальше, куда вам вздумается. Вы куда решили уехать?
— В Сан Комарик. Есть такой город на берегу моря. Поживём в СанКомарике, пока не надоест, а потом отправимся путешествовать, — ответил Мига.
— Вот и замечательно! — сказал Крабс. — В Сан Комарике можно прекрасно повеселиться. Впрочем, с деньгами везде хорошо.
— Думаю, что всем сразу не следует уезжать, — сказал Жулио. — Это может показаться подозрительным. Мы с Мигой уедем сегодня, а Незнайка с Козликом могут уехать завтра. Мы им купим билет на поезд.
— Можно и так, — согласился Крабс. — Действуйте, а я отправлюсь в банк за деньгами.
Расставшись с Мигой и Жулио, Крабс не поехал сразу же в банк, а заехал сначала в редакцию газеты «Давилонские юморески». Хозяином этой газеты был не кто иной, как господин Спрутс, иначе говоря, она издавалась на Спрутсовы средства. Здание редакции, а также все печатные машины и все оборудование типографии принадлежали Спрутсу. Все сотрудники, начиная от редактора и кончая самым незначительным наборщиком, оплачивались из денег, которые давал Спрутс. Правда, и доход, который получался от продажи газет, целиком поступал в распоряжение Спрутса.
Нужно, однако, сказать, что доход этот был не так уж велик и частенько не превышал расходов. Но господин Спрутс и не гнался здесь за большими барышами. Газета нужна была ему не для прибыли, а для того, чтобы беспрепятственно рекламировать свои товары. Осуществлялась эта реклама с большой хитростью. А именно: в газете часто печатались так называемые художественные рассказы, причём если герои рассказа садились пить чай, то автор обязательно упоминал, что чай пили с сахаром, который производился на спрутсовских сахарных заводах. Хозяйка, разливая чай, обязательно говорила, что сахар она всегда покупает спрутсовский, потому что он очень сладкий и очень питательный. Если автор рассказа описывал внешность героя, то всегда, как бы невзначай, упоминал, что пиджак его был куплен лет десять — пятнадцать назад, но выглядел как новенький, потому что был сшит из ткани, выпущенной Спрутсовской мануфактурой. Все положительные герои, то есть все хорошие, богатые, состоятельные или так называемые респектабельные коротышки, в этих рассказах обязательно покупали ткани, выпущенные Спрутсовской фабрикой, и пили чай со спрутсовским сахаром. В этом и заключался секрет их преуспевания. Ткани носились долго, а сахару, ввиду будто бы его необычайной сладости, требовалось немного, что способствовало сбережению денег и накоплению богатств. А все скверные коротышки в этих рассказах покупали ткани каких нибудь других фабрик и пили чай с другим сахаром, отчего их преследовали неудачи, они постоянно болели и никак не могли выбиться из нищеты.
Помимо подобного рода «художественных» рассказов, в газете печатались обычные рекламные объявления, прославлявшие спрутсовский сахар и изделия Спрутсовской мануфактуры. Само собой разумеется, что ни рекламные объявления, ни художественные рассказы не могли привлечь особенного внимания публики, поэтому в газете ежедневно печатались сообщения об интересных событиях и происшествиях, а также различные юморески, то есть крошечные забавные рассказики или анекдотцы, специально для того, чтоб насмешить простодушных читателей. Читатель, купивший газету с целью почитать юморески, заодно проглатывал и «художественные» рассказы, что, собственно говоря, от него и требовалось.
Войдя в кабинет редактора, которого, кстати сказать, звали Гризлем, господин Крабс увидел за столом, заваленным разными рукописями, коротышку, с виду напоминавшего толстую старую крысу, нарядившуюся в серый пиджак. Первое, что в нём бросалось в глаза, было удлинённое, как бы вытянутое вперёд лицо с гибким, подвижным носиком, узеньким ртом и коротенькой верхней губой, из под которой выглядывали два остреньких, ослепительно белых зуба.
Увидев Крабса, с которым давно был знаком, господин Гризль расплылся в улыбке, отчего оба зуба ещё больше вылезли из под верхней тубы и упёрлись в коротенький подбородок.
— Что нибудь спешное и, насколько я могу догадаться, важное? — спросил Гризль, поздоровавшись с Крабсом.
— Вы догадливы, как всегда! — рассмеялся Крабс.
— Догадаться, впрочем, нетрудно, так как мелкие распоряжения господин Спрутс всегда отдаёт письменно или диктует по телефону, — ответил Гризль.
— На этот раз дело такое, которое ни телефону, ни почте доверить нельзя, — сказал Крабс.
Оглянувшись на дверь и убедившись, что она плотно закрыта, господин Крабс придвинулся к Гризлю поближе и, понизив голос, сказал:
— Дело касается гигантских растений.
— А что. Общество гигантских растений может лопнуть? — насторожился Гризль и пошевелил своим носом, как бы к чему то принюхиваясь.
— Должно лопнуть, — ответил Крабс, делая ударение на слове «должно».
— Должно?.. Ах, должно! — заулыбался Гризль, и его верхние зубы снова впились в подбородок. — Ну, оно и лопнет, если должно, смею уверить вас! Ха ха!.. — захохотал он, задирая кверху свою крысиную голову.
— Нужно поместить в газете небольшую статью, которая бросила бы тень на это общество, — принялся объяснять Крабс. — Владельцы гигантских акций должны почувствовать, что они имеют дело с жуликами и что все их акции в сущности не представляют никакой ценности. Однако ж ничего категорически утверждать не следует. Надо только посеять некоторое сомнение.
— Понимаю, — ответил Гризль. — Достаточно небольшого сомнения, чтобы все бросились продавать акции. Не пройдёт и двух дней, как они вместо фертинга будут продаваться по пятачку. Должно быть, господин Спрутс хочет скупить эти акции по дешёвке, с тем чтобы продать, когда они снова повысятся в цене?
— Господин Спрутс ничего не говорил мне о своих планах, — холодно сказал Крабс. — Наше дело, чтоб в завтрашней газете появилась эта статья, остальное нас не касается.
— Понимаю, — закивал головой господин Гризль.
— И ещё одно, — сказал Крабс. — Никто об этой статье не должен заранее знать.
— Понимаю. Я сам лично займусь этим делом, — ответил Гризль.
Как только Крабс очутился за дверью, господин Гризль взял свою авторучку, положил перед собой чистый листок бумаги и, склонив голову, принялся быстро писать. Буквы у него получались какие то толстенькие и вместе с тем остроносенькие, с длинными, свешивающимися вниз хвостами. При взгляде со стороны казалось, что он не писал вовсе, а аккуратно рассаживал на полочках жирных хвостатых крыс.
Усадив этими крысами всю страничку, господин Гризль нажал кнопку электрического звонка.
— Отдайте это моментально в набор, — сказал он появившейся в дверях секретарше и протянул ей исписанный листок. — Да смотрите — никому ни гуту, — добавил он, прикладывая палец к губам или, вернее сказать, к зубам.
Секретарша моментально исчезла с листком в руках, а господин Гризль принялся думать, где раздобыть денег, чтоб побольше накупить гигантских акций, как только они упадут в цене.
Пока Крабс разговаривал с редактором Гризлем, а потом ездил в банк за деньгами, Мига и Жулио занимались своими делами. Сначала они съездили на вокзал и купили два железнодорожных билета до Сан Комарика на завтрашний день. На обратном пути они заехали в универмаг, где приобрели достаточно вместительный чемодан, изготовленный из пуленепробиваемого фибролита, а когда ехали мимо кинотеатра, купили два билета на кинокартину, которая называлась «Таинственный незнакомец, или Рассказ о семи задушенных и одном утонувшем в мазуте». Сделав все эти покупки, они вернулись в контору, и Жулио сказал Незнайке и Козлику:
— Вы, братцы, сегодня потрудились достаточно. Вот вам билеты, можете пойти в кино. После кино идите обедать, а на работу явитесь завтра утром. Сегодня сюда больше не приходите. Мы с Мигой за вас поработаем. Вот вам на обед деньги.
Незнайка и Козлик взяли билеты и деньги и с радостью побежали в кино. Мига тут же уселся за стол и принялся продавать посетителям акции, а Жулио забрался в комнату, где стоял несгораемый шкаф, и принялся выгружать из него в чемодан деньги. Когда касса были очищена до последнего фертинга, он вырвал из записной книжки листочек бумаги, накорябал на нём карандашом записку и положил её в несгораемый шкаф на полочку вместе с железнодорожными билетами.
Вернувшись в контору, Жулио подмигнул Миге и украдкой показал пальцем на чемодан, набитый деньгами. Мига понял, что все готово. Встав из за стола, он выпроводил из конторы посетителей, сказав, чтоб они приходили завтра. Как только посетители вышли, друзья подхватили чемодан, закрыли контору и моментально уехали.
Минут через десять они уже сидели в гостинице и считали деньги, привезённые Крабсом. Для того чтоб сосчитать два миллиона, потребовалось бы, конечно, немало времени, но так как деньги были сложены пачками по десять тысяч, дело шло быстро. Друзья лишь проверили на выбор несколько пачек. Убедившись, что в чемодане, привезённом Крабсом, было ровно два миллиона, Жулио отсчитал из этих денег сто тысяч и, отдав их Крабсу, сказал:
— Можете получить свои денежки. Они честно заработаны вами. Желаем, чтоб они пошли вам на пользу.
— Благодарю вас, друзья, — сказал Крабс. — А теперь мы с вами должны быстро исчезнуть из города, тем более что по дороге нам предстоит обделать ещё одно очень выгодное дело.
— Какое дело? — заинтересовались Мига и Жулио.
— Освобождение знаменитого миллионера Скуперфильда.
— А что с ним?
— Похищен шайкой разбойников, которые требуют за его освобождение большой выкуп, — объяснил Крабс. — Мне случайно стало известно, где разбойники прячут господина Скуперфильда. Таким образом, мы можем освободить его. За приличное вознаграждение, разумеется. Думаю, что можно будет содрать с него крупный чек и получить по этому чеку деньги в банке.
— Сколько же можно потребовать с этого скряги за освобождение? спросил Жулио.
— Миллион, думаю, можно.
— Миллион?! — воскликнул Жулио.
— А что, по вашему, это много? — забеспокоился Крабс.
— По моему, мало, — ответил Жулио. — Меньше чем за два миллиона и браться за такое дело не следует.
— Ну что ж, возьмём с него три миллиона, и дело с концом, — предложил Мига. — Как раз по миллиону на каждого из нас.
— Это резонное предложение! — одобрил Жулио. — Едем.
Господин Скуперфильд между тем потерял всякую надежду на освобождение. В тот момент, когда Крабс привязал его к дереву, он так опешил, что не мог подыскать подходящего объяснения происшедшему. Все, что случилось с ним, показалось ему неслыханной дерзостью. До тех пор никто никогда не привязывал его к деревьям, к тому же таким бесцеремонным образом. Тряпка, которой коварный Крабс заткнул ему рот, нестерпимо воняла бензином. От этой вони у Скуперфильда мутилось в голове. Бедняга чувствовал, что вот вот грохнется в обморок, и, наверно, грохнулся бы, если бы не был надёжно прикреплён к дереву. В конце концов он всё же потерял сознание, а когда пришёл в себя, принялся дёргаться всем телом, стараясь разорвать путы. Все эти усилия привели лишь к тому, что верёвки, которыми он был связан, ещё глубже впились в его тело, что причиняло невыносимую боль.
Растратив понапрасну силы и убедившись, что попытки освободиться ни к чему не ведут, Скуперфильд застыл на месте. От неподвижности руки и ноги и даже туловище у него одеревенели, сделались как бы не свои, то есть Скуперфильд не чувствовал, что они у него есть. Все тело у него как бы исчезло, а вместе с ним исчезло и ощущение боли.
Тёплый, ласковый ветерок налетал порывами и шевелил на деревьях листочки. Скуперфильду казалось, что деревья приветливо машут ему сотнями своих крошечных зелёных ручек и что то потихоньку шепчут на своём лесном языке. В траве пестрели розовые и нежно голубые цветочки. Скуперфильд не знал, как они называются, но смотреть на них ему было чрезвычайно приятно. Вверху в ветвях деревьев порхали маленькие красногрудые птички, наполняя воздух весёлым чириканьем. Некоторые из них слетали в траву, что то клевали там, а потом опять взмывали кверху. Скуперфильд никогда не видел лесных птичек вблизи, и смотреть на них доставляло ему величайшее наслаждение.
Видя, что Скуперфильд неподвижен, некоторые из птиц перестали бояться и пролетали у него под самым носом. А одна пичужка даже села ему на плечо. Должно быть, она приняла Скуперфильда совсем уж за какой то неживой предмет, вроде обгорелого пня. Сидя на плече, она поглядывала по сторонам, наклоняя голову то на один бок, то на другой, а потом вспорхнула и улетела, задев Скуперфильда по щеке краем крыла. Это привело Скуперфильда в умиление. Ощутив нежное прикосновение этого милого существа, Скуперфильд расчувствовался и даже заплакал.
«Как прекрасен мир и как хороша жизнь! — подумал он. — Почему я раньше не замечал этого? Почему никогда не ходил в лес и не видел всей этой красоты? Клянусь, если останусь жив, если вырвусь отсюда, обязательно буду каждый день ходить в лес, буду смотреть на деревья, буду смотреть на цветочки, буду слушать нежный лепет листочков, и радостное щебетанье птиц, и весёлый стрекот кузнечиков и на бабочек буду смотреть, и на стрекоз, и на милых, трудолюбивых мурашек, и на гусей, и на уток, и на индюков, и на все, на все, что только на свете есть. Никогда мне это не надоест!»
Поплакав, Скуперфильд несколько успокоился. Настроение его улучшилось, и он сказал сам себе:
— Не будем, однако ж, терять надежды. Кто нибудь в конце концов придёт и освободит меня.
И он принялся мечтать, как вознаградит своего избавителя.
«Я ничего не пожалею, — мысленно говорил он. — Я ему дам пять фертингов, вот… Да… Провалиться мне на этом самом месте, если не дам пять фертингов… Хотя, если сказать по правде, пять фертингов многовато за это. Дам я ему лучше три фертинга или один. Пожалуй, одного будет достаточно».
Тут он неловко пошевелился, и верёвка с такой силой врезалась в его бок, что он чуть не взвыл от боли.
— Нет, нет, лучше дам пять фертингов, — сказал он. — Для такого дела жалеть не надо. Придётся на чем нибудь другом сэкономить.
Время шло, но никто не являлся, чтобы выручить из беды Скуперфильда. Поэтому он сказал:
— Черт с ним, дам десять фертингов. Только бы пришёл кто нибудь. А то так ведь здесь и окочуриться можно.
Прошло полчаса, и он поднял цену за своё спасение до двадцати фертингов, потом до тридцати, до сорока, до пятидесяти. За час он взвинтил цену до ста фертингов и на этом остановился.
— Дурачьё! — ругал он своих будущих избавителей. — Ходят где то, разинув рты, и ни один балбес не может прийти сюда, чтоб получить сто фертингов. Будто сто фертингов на дороге валяются! Да скажи мне, что где то можно получить даром сто фертингов, я, кажется, побегу на край света. И даже дальше! Честное слово, провались я на месте!
Некоторое время он прислушивался затаив дыхание, но ни один посторонний звук не долетел до него, ни одна ветка не хрустнула под ногой избавителя.
— Дурачьё, ослы, идиоты! — выходил из себя Скуперфильд. — Этакая нерадивость! Хотел дать сто фертингов, а теперь фигу они от меня получат! Могут и не являться!.. Вот и всегда так бывает! Сами пальцем не хотят пошевелить, чтоб заработать денежки, а потом говорят, что во всём богачи виноваты! Провались они все на месте!
Решение не платить деньги вернуло Скуперфильду хорошее настроение, однако ж ненадолго, так как он в ту же минуту почувствовал, что хочет есть. От нечего делать он принялся обдумывать, чего бы съел на обед, если бы вдруг очутился в столовой. Воображение рисовало ему самые вкусные блюда, и через пять минут аппетит его так распалился, что он готов был заплатить за своё освобождение тысячу фертингов.
«Даю тысячу фертингов! — мысленно завопил он. — Две тысячи даю! Три!.. Мало?.. Десять тысяч даю, чтоб вам провалиться на месте!»
Постепенно чувство голода, однако, притупилось. Скуперфильд уже начал жалеть, что так высоко поднял цену, но тут его начала мучить жажда.
— Сто тысяч даю, — сказал Скуперфильд и даже удивился собственной щедрости.
Некоторое время он раздумывал, не поднять ли цену до миллиона, потом сказал:
— Нет, лучше подохнуть, чем такие деньги платить!
Как раз в это время с дерева свалился на него дикий клоп и сильно куснул его за шею.
— А а! — завопил Скуперфильд. — Даю миллион! Даю!..
Клоп, однако ж, не обратил на эти посулы внимания и куснул Скуперфильда вторично.
— Два миллиона даю! — закричал Скуперфильд.
Клоп укусил его в третий раз.
«Ах ты, зверушка чёртова! — мысленно выругался Скуперфильд. — Мало тебе двух миллионов? Три дам, чтоб тебе провалиться на месте!»
Тут он почувствовал, что клоп на самом деле провалился ему за шиворот и принялся кусать спину. Чувствуя себя не в силах расправиться с ничтожным насекомым, Скуперфильд пришёл в бешенство.
— Ну погоди, дай мне освободиться только! — пригрозил он. — Пять миллионов даю за освобождение! Все состояние отдаю! Не нужны мне никакие деньги, провались они тут же на месте!
И сейчас же, словно в ответ на его мольбы, в лесу послышались чьи то шаги. Скуперфильд поднял голову и увидел вдали трех коротышек. Один из них показался ему похожим на Крабса. Однако Скуперфильд не успел как следует разглядеть его, потому что коротышка тут же скрылся за деревом. Двое других тем временем подошли к Скуперфильду. Читатель, безусловно, уже догадался, что эти двое были Мига и Жулио.
Остановившись в двух шагах от Скуперфильда, Мига и Жулио внимательно оглядели его, после чего Мига спросил:
— Господин Скуперфильд, если не ошибаюсь?
— М м! М м! — обрадовано замычал Скуперфильд и закивал головой.
— В городе стало известно, что вы попали в руки разбойников, которые требуют за ваше освобождение большой выкуп. Мы явились, чтоб спасти вас, — сказал Мига.
— М м! М м! — снова замычал Скуперфильд.
— Думаю, что сначала следовало бы развязать ему рот, — сказал Жулио. — Иначе мы от него ничего не добьёмся.
— Резонное замечание, — согласился Мига.
Подойдя к Скуперфильду вплотную, он развязал платок, стягивавший ему рот. Скуперфильд вытолкнул изо рта языком тряпку и, отплевавшись, сказал:
— Фа фи фо! Эфа фяфка, фяфка фрофляфая! Кха!.. Тьфу! Фяфка фрофляфая! Бяфка брофляфая!
— Пусть меня убьют, если я хоть что нибудь понимаю! — воскликнул Мига.
— Должно быть, он говорит: «Тряпка проклятая», — догадался Жулио. Думаю, что разговор идёт о тряпке, которая была у него во рту.
— Фа! Фа! — обрадовано закивал головой Скуперфильд. — Фяфка, бяфка фрофлятая! Бяфка брофлятая! Фа! Тьфу!
— Ну хорошо, хорошо, — принялся успокаивать его Мига. — Это ничего. Это естественно в вашем положении. Попробуйте, однако, взять себя в руки. Поупражняйтесь немного. Я думаю, когда язык у вас разомнётся, вы сможете говорить правильно.
Скуперфильд начал произносить разные слова для практики. Скоро язык у него на самом деле размялся, только буква «р» у него никак не получалась. Вместо неё он произносил букву «ф».
— Ну, это не такая уж большая беда, — сказал Мига. — Думаю, мы можем продолжать наши переговоры. Вы, как деловой коротышка, должны понимать, что нам нет никакого смысла выручать вас из беды бесплатно. Верно?
— Вефно, вефно! — подхватил Скуперфильд. — Сколько же вы намефены получить с меня?
— Три миллиона, — ответил Мига.
— Что? — вскричал Скуперфильд. — Тфи миллиона чего?
— Ну, не три миллиона старых галош, конечно, а три миллиона фертингов.
— Опять тфи миллиона фефтингов? Это гфабеж, пфовались я на этом месте! — закричал Скуперфильд.
— Стыдитесь, господин Скуперфильд! Какой же это грабёж? Мы ведь не пристаём к вам с ножом к горлу. У нас с вами обычный деловой разговор. Как говорится: мы вам, вы нам. Мы честные предприниматели, а не какие нибудь разбойники.
— Да, не фазбойники! — проворчал Скуперфильд. — Может быть, вы и есть самые настоящие фазбойники. Откуда я знаю!
— Стыдно, стыдно, господин Скуперфильд. Зачем же вы нас оскорбляете! Мы вот тоже могли бы сказать, что вы разбойник. Честных коротышек в лесу не привязывают.
— Ну ладно, — проворчал Скуперфильд. — Все фавно тфи миллиона слишком кфупная сумма.
— Сколько же вы хотите заплатить нам? — спросил Жулио.
— Сколько?.. Ну я мог бы дать вам пять… нет, я могу дать тфи фефтинга.
— Что? — возопил Жулио. — Три фертинга? За кого же вы нас принимаете? Мы не нищие и в ваших подачках не нуждаемся. Вы, видимо, не хотите, чтоб вас спасли. Ну что ж, мы насильно никого освобождать не собираемся.
— Как так не хочу? — возразил Скуперфильд. — Мне, повефьте, нет никакой фадости здесь тофчать.
— Так что же вы предлагаете три фертинга? Это же курам на смех.
— Ну ладно, пусть будет пять фефтингов. Пять фефтингов тоже хофошие деньги, увефяю вас.
— Пойдём отсюда! — сказал Мига со злостью. — Он, видно, не хочет, чтобы его спасли.
Мига и Жулио решительно зашагали прочь.
— Эй, — закричал Скуперфильд. — Что же вы так уходите? Хотите десять фефтингов? Эй! Стойте! Двадцать даю!.. Не хотите, ну и шут с вами, пфовались вы на месте! Меня кто нибудь дфугой дешевле спасёт!
Увидев, что Мига и Жулио скрылись из виду, Скуперфильд приуныл и пожалел, что не согласился на условия вымогателей, но тут снова послышались шаги. Увидев, что его «спасители» идут обратно, Скуперфильд обрадовался.
«Ну, теперь все в порядке! — подумал он. — Раз они возвращаются значит, решили взять двадцать фертингов. Черта с два я теперь дам двадцать. Хватит с них и пятнадцати».
Трудно сказать, чему больше радовался Скуперфильд. Тому ли, что в конце концов получит свободу, или тому, что сэкономит пять фертингов.
Его удивило, однако, что Мига и Жулио не торопились освободить его. Подойдя к дереву, они принялись озабоченно бродить вокруг и что то искать в траве.
— Что вы там ищете? — забеспокоился Скуперфильд.
— Тряпку, — ответил Мига. — Мы ведь должны оставить вас здесь в том же виде, как и нашли. Кто то, понимаете ли, трудился, затыкал вам рот тряпкой, а мы пришли, тряпку выбросили. Это, по вашему честно? Чужой труд уважать надо, голубчик! Или вы, может быть, хотели бы, чтоб мы совершили бесчестный поступок?
Тут Жулио отыскал тряпку и принялся засовывать её обратно в рот Скуперфильду.
— А а! — заорал Скуперфильд. — Не надо фафки! Тьфу! Фафки, фяфки, бяфки не надо! Аф! Аф!
— Дадите три миллиона? — угрожающе спросил Жулио.
Скуперфильд закивал головой. Жулио вытащил у него изо рта тряпку. Скуперфильд принялся старательно отплёвываться. Отплевавшись, сказал:
— К сожалению, у меня нет с собой денег.
— Ничего. Дадите чек.
— У меня нет с собой чековой книжки.
— Враки! — ответил Мига. — Никакой капиталист не выходит из дому без чековой книжки.
— Ну ладно, развяжите меня.
Мига и Жулио моментально развязали верёвку. Скуперфильд некоторое время продолжал стоять у ствола, словно прирос к нему, после чего рухнул, как столб, на землю.
— Что с вами? — бросился к нему Мига.
— Не знаю, — пробормотал Скуперфильд. — Ноги не действуют. И руки тоже.
— Наверно, онемели от неподвижности, — высказал предположение Мига.
Недолго думая Жулио принялся сгибать и разгибать Скуперфильду руки, как это обычно делают при искусственном дыхании, а Мига в это время поднимал и опускал его ноги. Спустя несколько минут Скуперфильд почувствовал, что способность управлять своими конечностями вернулась к нему, и он сказал:
— Пустите, я сам.
С кряхтеньем поднявшись, он сделал несколько наклонов и приседаний, после чего надел на голову валявшийся на земле цилиндр, подобрал лежавшую рядом трость с костяным набалдашником и нанёс ею сильный удар по голове Жулио. Не ожидавший нападения, Жулио упал как подкошенный. Увидев, что Скуперфильд побежал прочь, Мига бросился догонять его, но тут же свалился, споткнувшись о торчавший из под земли корень. Поднявшись, он убедился, что Скуперфильд скрылся вдали за деревьями.
— Ах ты гадина! — проворчал он со злостью.
Увидев, что Жулио лежит без движения, Мига подозвал прятавшегося за деревом Крабса, и они вместе бросились к стоявшей вдали автомашине.