Самый тяжелый день

Работать в компании было весело, и последние дни прошли быстро. Наконец наступил двадцать первый день. Это было в пятницу. У нас все уже было приготовлено к приемке молодняка. Мы отыскали в сарае большую кастрюлю и сделали из нее грелку, то есть выложили ее внутри войлоком, чтобы цыплятам в ней было тепло. Теперь эта грелка стояла на чугунке с горячей водой – на случай, если цыпленок выведется, чтоб сейчас же посадить его в грелку.
Накануне мы с Мишкой хотели совсем не ложиться спать, но в эту ночь Вадик Зайцев отпросился у мамы, и она разрешила ему дежурить у инкубатора.
– Какой же я буду дежурный, если вы будете сидеть возле меня всю ночь? – сказал Вадик. – Уж вы, пожалуйста, лучше идите спать.
– А вдруг цыплята начнут выводиться ночью?
– Что ж тут такого? Если цыпленок выведется, я его бац в кастрюлю, и пусть себе сохнет.
– Как это «бац»? – говорю я. – С цыплятами нужно бережно обращаться!
– Я буду бережно, не беспокойтесь. А вы лучше ложитесь спать. Завтра ведь ваше дежурство. Как вы будете дежурить, если не выспитесь ночью?
– Хорошо, – говорит Мишка. – Только ты, пожалуйста, разбуди нас, если цыплята начнут выводиться. Мы ведь столько дней ждали этого момента!
– Ладно, разбужу, – согласился Вадик.
Мы отправились спать, только я в эту ночь долго не мог заснуть, так как очень тревожился о цыплятах. Наутро я проснулся с рассветом и сейчас же побежал к Мишке. Мишка тоже уже встал. Он сидел возле инкубатора и внимательно осматривал яйца. Он увидел меня и сказал:
– Еще ни одной наклевки не видно.
– Сейчас, наверно, еще рано, – ответил Вадик. – Они позже начнут наклевываться.
Вадик скоро ушел домой, потому что ночь уже кончилась и теперь начиналось наше дежурство. Когда он ушел, Мишка решил еще раз осмотреть все яйца. Мы стали переворачивать их и осматривать со всех сторон – нет ли в каком-нибудь яйце маленькой дырочки, которую должен продолбить изнутри цыпленок. Но все яйца оказались целы. Мы закрыли инкубатор и долго сидели молча.
– А что, если разбить яйцо и посмотреть, есть там цыпленок или нет? – говорю я.
– Сейчас еще нельзя разбивать, – сказал Мишка. – Цыпленок еще пока дышит через кожу, а не легкими. Как только он начнет дышать легкими, он сейчас же пробьет скорлупу сам. Если же мы разобьем раньше, то цыпленок погибнет.
– Но цыплята в яйцах уже должны быть живые, – говорю я. – Может быть, можно услышать, как они там шевелятся?
Мишка достал яйцо и приложил его к уху. Я наклонился поближе и тоже стал прислушиваться.
– Тише! – заворчал на меня Мишка. – Сопит тут, как лошадь!
Я затаил дыхание. Стало тихо. Только слышно было, как тикают часы на столе. Вдруг зазвонил звонок. Мишка вздрогнул и чуть не уронил яйцо. Я скорей побежал открывать дверь. Это пришел Витя. Он хотел узнать, не начали ли выводиться цыплята.
– Нет еще, – сказал Мишка. – Еще рано.
– Ну, я потом еще перед школой зайду, – сказал Витя. Он ушел, а Мишка снова взял яйцо и приложил его к уху.
Он долго сидел, закрыв глаза, и старательно прислушивался.
Наконец сказал:
– Совсем ничего не слышно.
Я взял яйцо и тоже послушал. В яйце была мертвая тишина.
– Может быть, в этом яйце зародыш погиб? – сказал я. – Надо другие проверить.
Мы стали вынимать одно яйцо за другим и выслушивать их, но ни в одном яйце нам не удалось обнаружить никаких следов жизни.
– Неужели все зародыши погибли? – сказал Мишка. – Должен ведь хоть в одном яйце сохраниться.
Тут снова раздался звонок. Пришел Сеня Бобров.
– Ты чего в такую рань поднялся? – спрашиваю я.
– Пришел узнать, как цыплята.
– Цыплята еще никак. Еще слишком рано, – ответил Мишка.
Вслед за Сеней пришел Сережа:
– Ну как, есть уже хоть один цыпленок?
– Какой ты нетерпеливый! – говорит Мишка. – Что ты хочешь, чтоб цыплята с самого утра выводились? Успеют еще.
Сережа и Сеня посидели немного и ушли. Мы с Мишкой снова стали выслушивать яйца.
– Все пропало! – убивался Мишка. – Совсем ничего не слышно.
– А может, они там притаившись сидят?
– Зачем же они сидят притаившись? Им пора скорлупу долбить.
Тут пришли Юра Филиппов и Стасик Левшин, а за ними – Ваня Ложкин. Ребята стали собираться один за другим, так что под конец у нас получилось как будто общее собрание. Мы с Мишкой позвали Майку, объяснили ей, что нужно делать, если цыплята начнут выводиться без нас, и пошли вместе с ребятами в школу.
Как мы провели этот день в школе, нельзя рассказать. Это был самый мучительный день в нашей жизни. Нам казалось, что кто-то нарочно растянул время и сделал уроки в десять раз длинней. Все мы очень боялись, что цыплята начнут выводиться, пока мы сидим в школе, а Майка без нас сделает что-нибудь не так, как нужно. Особенно длинным оказался последний урок. Время как будто остановилось совсем. Мы даже начали думать, что прозевали звонок. Потом нам стало казаться, что звонок испортился и поэтому мы не слыхали его. Потом мы вообразили, что тетя Дуня забыла дать последний звонок и ушла домой и теперь нам придется сидеть тут до завтрашнего дня, когда она снова вернется в школу.
Ребята нервничали и шептались. Все посылали записочки Жене Скворцову и спрашивали, который час, но Женя, как на беду, в этот день забыл свои часы дома. В классе было шумно, и Александр Ефремович несколько раз просил восстановить тишину. Но тишина не восстанавливалась. Наконец Мишка поднял руку и хотел сказать, что урок уже кончился, но как раз в это время прозвонил звонок. Ребята сорвались с мест и бросились к двери. Александр Ефремович заставил всех сесть на свои места и сказал, что никто не должен выходить из-за парт, пока учитель в классе. Потом он обратился к Мишке:
– Ты, кажется, что-то хотел спросить?
– Нет, я хотел сказать, что урок кончился.
– Но ты ведь до звонка поднял руку.
– А я думал, что звонок испортился.
Александр Ефремович только головой покачал, потом взял журнал и вышел из класса. Ребята гурьбой бросились в коридор и загремели вниз по лестнице. У выхода образовалась пробка, но мы с Мишкой успели проскочить первыми и помчались по улице во весь опор. За нами, растянувшись длинной вереницей, мчались остальные ребята.
Через пять минут мы уже были дома. Майка сидела на своем посту, у инкубатора, и шила своей кукле Зинаиде новое платье.
– Ничего не случилось? – спросили мы ее.
– Ничего.
– А ты давно заглядывала в инкубатор?
– Давно, еще когда переворачивала яйца.
Мишка подошел к инкубатору и приготовился открыть крышку. Все ребята столпились вокруг. Они вытягивали шеи, приподнимались на цыпочки, а Ваня Ложкин взобрался на стул, чтобы получше видеть, и свалился оттуда прямо на Лешку Курочкина и чуть не сбил его с ног. Мишка все не решался открыть крышку. Он как будто боялся.
– Ну, открывай! Чего же ты медлишь? – не вытерпел кто-то.
Мишка наконец открыл инкубатор. Яйца по-прежнему спокойно лежали на дне, словно большие белые камешки. Мишка постоял над ними молча, потом осторожно перевернул их по одному и каждое осмотрел со всех сторон.
– Нет ни одной наклевки! – печально объявил он.