Разговор птиц и зверей

Занятна охота на лисиц с флагами. Обойдут лисицу, узнают ее лёжку и по кустам на версту, на две вокруг спящей развесят верёвки с кумачовыми флагами. Лисица очень боится цветных флагов и запаха кумача; спугнутая, ищет выхода из страшного круга. Выход ей оставляют, и около этого места под прикрытием ёлочки ждёт её охотник.
Такая охота с флагами много добычливей, чем с гончими собаками. А эта зима была такая снежная, с таким рыхлым снегом, что собака тонула вся по уши, и гонять лисиц с собакой стало невозможно. Однажды, измучив себя и собаку, я сказал егерю Михаил Михалычу: — Бросим собак, заведём флаги — ведь с флагами можно каждую лисицу убить.
— Как это — каждую? — спросил Михаил Михалыч.
— Так, просто,— ответил я.— После пороши возьмём свежий след, обойдём, затянем круг флажками, и лисица наша.
— Это было в прежнее время,— сказал егерь.— Бывало, лисица трое суток сидит, не смеет выйти за флаги. Что лисица — волки сидели по двое суток! Теперь звери стали умнее, часто с гону прямо под флаги, и прощай.
— Я понимаю,— ответил я,— что звери матерные, не раз уже бывшие в переделке, поумнели и уходят под флаги, но ведь таких сравнительно немного; большинство, особенно молодёжь, флагов и не видывали.
— Не видывали! Им и видеть не нужно. У них есть разговор. — Какой такой разговор?
— Обыкновенный разговор. Бывает, ставишь капкан, зверь старый, умный побывает возле, не понравится ему и отойдёт. А другие потом и далеко не подойдут. Ну вот скажи, как же они узнают?
— А как ты думаешь?
— Я думаю,— ответил Михаил Михалыч,— звери читают.
— Читают?
— Ну да, носом читают. Это можно и по собакам заметить. Известно, как они везде — на столбиках, на кучках, на кустиках — оставляют свои заметки, другие потом идут и всё разбирают. Так лисица, волк постоянно читают; у нас глаза, у них Второе у зверей и птиц, я считаю, голос. Летит ворон и кричит; нам хоть бы что, в лисичка навострила ушки в кустах, спешит в поле. Ворон летит и кричит наверху, а внизу по крику ворона во весь дух мчится лисица. Ворон спускается на падаль, и лисица уж тут как тут. Да что лисица! А разве не случалось тебе о чём-нибудь догадываться по сорочьему крику?
Мне, конечно, как всякому охотнику, приходилось пользоваться чекотанием сороки, но Михал Михалыч рассказал особенный случай. Раз у него на заячьем гону скололись собаки. Заяц вдруг будто провалился сквозь землю. Тогда совсем с другой стороны зачекотала сорока. Егерь, крадучись, идёт к сороке, чтобы она его не заметила. А это было зимой, когда все зайцы уже побелели; только снег весь растаял, и белые на земле стали далеко заметны. Егерь глянул под дерево, на котором чекотала сорока, и видит: белый просто лежит на зелёном мошку, и глазёнки, черные, как две бобины, глядят...
Сорока выдала зайца, но она и человека выдаёт зайцу и всякому зверю, только бы кого ей первого заметить.
— А знаешь,— сказал Михал Михалыч,— есть маленькая жёлтая болотная овсянка. Когда выходишь в болото за утками, начинаешь тихонечко скрадывать. Вдруг откуда ни возьмись эта самая жёлтая птичка садится на тростинку впереди тебя, качается на ней и попискивает. Идёшь дальше, и она перелетает на другую тростинку и всё пищит и пищит. Это она даёт знать всему болотному населению; глядишь, там утки догадались о приближении охотника и улетели, а там журавли замахали крыльями, так стали вырываться бекасы. И всё это она, всё она. Так по-разному сказывают птицы, а звери больше читают следы.