Бабкин муж
Паршивый муж был у бабки Анисьи Николаевны. Уже не говоря о внешности, а и душевных качеств никаких. Так шляпа, размазня, кикимора.
Да бабка Анисья Николаевна его иначе и не называла, как кикиморой. Или еще пигалицей любила назвать. Но на слова такие Василь Васильевич бабкин муж ужасно как обижался. Надуется на бабку, что мышь на крупу, и слова из него клещами не вытянешь.
А сказать надо дело было секретное у бабки Анисьи Николаевны. Самогонное секретное предприятие. На паях. Старикашка такой, Ерофеич, пайщиком был. Да только какой же это пайщик, ежели драгоценную влагу лакал он как корова? А ведь нельзя так убыток предприятию.
Думала бабка откупиться от пайщика, да произошло происшествие: лопнуло предприятие на паях. И ведь как лопнуло-то! Из-за собственного мужа лопнуло, сук ему в нос!
Ну, да и не могло быть иначе был Василь Васильевич не человек, а, прямо сказать, падаль.
Скажем, дело пустое: по бутылям самогонку перелить не может. Пьянеет, сукин сын, от одного духа. А дух, конечно, острый. Так дух этот ему, видите ли, в голову ударял и вызывал рвоту!
Ну что ж! Бабка Анисья Николаевна его в этом и не притесняла: не может не надо. Бабка назначала его на легонькие дела. Например: по указанному адресу пару бутылок снести. Так и то не может. Пугается.
Я, говорит, Анисья Николаевна, не понесу враз.
Я, говорит, лучше одну сначала, а за другой после спорхаю.
А то пару понесешь подозрения в милиции вызовешь.
А ну, скажет милиция, чего несешь? Дай-кась я понюхаю. И пропадешь! Вам, Анисья Николаевна, хорошо, вы дама, а меня без применения амнистии могут…
Да. Пропасть с таким мужем! Ну, уж зато и бабка Анисья Николаевна спуску ему не давала. Чуть что по роже, либо словами кроет. Тоже, надо сказать, вредная была бабища. Скажем вот вставала рано. Со светом. Василь Васильевичу, при нездоровий его, спать и спать бы нужно, так нет, пущай и он встает. А от этого у Василь Васильевича настроение на все сутки портится.
А для чего ей нужно поднимать Василь Васильевича? А ей, видите ли, поговорить не с кем.
Тут она разливает по бутылям и ну его хвостить:
Чего опять лицо грустное? Чего опять воздух нюхаешь?
Ежели промолчит беда. Ежели скажет еще того хуже.
Вредная тоже баба. Но зато делец. Слов нету. И чистота в производстве, и вкус, и аромат, что надо. По-европейски было поставлено дело. В покупателях отбою не было.
А на праздниках так с ног сбились все. Сам Василь Васильевич раз сорок в разные концы бегал. Ну а на сорок первый заскочило.
Так вышло.
Налила бабка Анисья Николаевна бутылку пополней, тряпочкой ее обтерла.
Беги, говорит, поскорей, рысью, в отель Гренаду.
Схватил Василь Васильевич бутылку, пальтишко на ходу напялил и на лестницу. Выбежал на лестницу, добежал до второго этажа милиция.
И ведь не то, чтобы показалось ему с перепугу, а на самом деле стоял милиционер на площадке. И для чего он стоял так это и не выяснилось, но только из-за этого рухнуло предприятие.
Увидел его Василь Васильевич, тихонько охнул, затаил дыханье и на цыпочках пошел к себе.
Добежал до квартиры, закрыл на все замки дверь и после уж крикнул:
Милиция… Анисья Николаевна!
И что такое приключилось с бабкой Анисьей Николаевной удивительно даже. Дама она крепкая, недоверчивая, бывало раз десять расспросит и сама удостоверится, а тут сомлела.
А? Что? Милиция… Обыски, что ли, производят?
Обыски, сказал Василь Васильевич. Всплеснула бабка Анисья Николаевна руками, схватила аппарат, с громким ревом вылила драгоценность в водопровод, разрушила все приспособление куда трубки, куда крантики, и после уж присела на стул, еле живая.
В каком номере производят?.. спросила бабка.
Не знаю, сказал Василь Васильевич.
Так сидели они долго, с час, что ли.
Пойди, посмотри, в каком номере производят… сказала Анисья Николаевна.
Василь Васильевич напялил на себя пальтишко и вышел.
Вышел он на лестницу тихо… Дошел до второго этажа ничего.
Ну, думает, а вдруг да я ошибся? Вот когда мне погибель будет… Вот когда меня в порошок сотрет Анисья Николаевна.
Вышел он во двор. Дворника Егора встретил.
Чего, спрашивает, говорят, будто обыски?
Какие обыски? сказал Егор. Про что вы…
Василь Васильевич махнул рукой и побежал к дому. Он подошел к своим дверям, постоял, подумал, махнул опять рукой и пошел на улицу. Домой он так и не явился.